Социальные роли, которые всем нам пригодились бы

 

Новые социальные роли | Блог Елизаветы Павловой, психологаЗаболеть чем-то в нашем обществе – ужасно неприятно. И речь не только о соматических (телесных) последствиях. В нашем обществе совершенно не прописаны социальные роли, в которых оказываются люди, когда ты сам или твой близкий заболел. Прописанных социальных ролей в нашем обществе вообще совсем немного. Помните, как мы мучаемся, каждый раз выдумывая остроумные, небанальные и достаточно сердечные слова, чтобы поздравить родных и близких со свадьбой, днём рождения или Новым годом? А если кто-то, не дай бог, умер или заболел, задача становится совершенно нерешаемой: ох, да что же сказать родственнику умирающего? «Ой, блин»? «Какой ужас»? «Держись»? Сами родственники больных, прошедшие через такое, говорят, что после двадцатого «держись» с похлопыванием по плечу они уже сами готовы убивать соболезнователей. Но те не виноваты – у нас действительно нет в обществе такой готовой словесной формулы, которая показала бы, что ты вежливо сопереживаешь. Помните американские сериалы? Там герои постоянно демонстрируют, что они-то социальными формулами владеют. Например, герой сериала сообщает: «Моя мама умерла», героиня в ответ, сделав печальное лицо: «О, сочувствую» (это дословный перевод фразы «I am sorry»). Автоматическое «аймсорри» вылетает из англоязычных на любую печальку собеседника – и это просто знак вежливости, как наше «спасибо» и «пожалуйста». Если же сопереживание достаточно глубоко, есть другая словесная формула: «Если хочешь поговорить об этом с кем-то, я рядом». Так ненавязчиво предлагается поддержка, и у самого горюющего остаётся право выбирать, воспользуется он ею или нет. У нас же отсутствие таких готовых словесных формул вежливости заставляет каждый раз заново «изобретать велосипед», выдумывая уникальную формулировку для сочувствия или соболезнования, что для людей не особо социально чувствительных и искушённых – пытка.

Готовые социальные роли (и принятые словесные формулы для их выражения) нужны для экономии сил. Невозможно каждую секунду подходить к жизни творчески, выдумывая, как именно реагировать на происходящее и действия других людей, это крайне утомительно. Социальная роль – это тот список ожиданий, который предъявляется к человеку определённого статуса: определённых поступков, определённого стиля одежды, даже того, в каких ситуациях человек будет оказываться. Например, от университетского профессора ожидают скромного, не очень дорогого, но солидного стиля одежды и того, что он больше будет проводить времени в библиотеке, чем, скажем, на танцполе. От байкеров, напротив, ждут брутальных и грубых одёжек (которые помогут смягчить ушибы при падении с мотоцикла), неумеренности в выпивке и употреблении веществ, резкости в поведении и всегдашней готовности подраться. Кстати: когда появляется новая социальная группа (скажем, хипстеры), какое-то время непонятно, чего от них ожидать, и это неуютно. Но, со временем перечень ожиданий от социальной роли становится понятен (хипстеры – удобно и модно одеты в узнаваемом стиле, любят гаджеты, путешествия, комфорт, некоторую вычурность и полезную органическую еду): ясно и чего от них ждать, и как с ними взаимодействовать. Да, в том, как человек отыгрывает социальную роль, всегда отражаются не только общественные требования, чаще всего неписанные, но и его собственное понимание того, каким он должен быть – профессор-гуманитарий, или молодой свободный интеллигент, или доктор, или учительница… Но, тем не менее: общественные ожидания существуют, и насчёт них в обществе почти всегда царит непроговоренное согласие. Если человек от ролевых ожиданий отклоняется, говорят: «Он совершенно непохож на профессора математики!» или: «От воспитательницы детского сада такого поведения не ждёшь!»

Существуют и люди – «ролевые модели»: реальные люди или литературные герои. Они служат живым олицетворением какой-то социальной роли, особенно высокостатусной. Например, Марк Цукерберг или Сергей Брин: хочешь быть интернет-предпринимателем – будь как они. Само существование таких людей снимает значительную долю неопределённости: юноше или девушке, желающему добиться успеха в жизни, становится понятно, чем заниматься (компьютерными технологиями), как одеваться (удобно и демократично) и чем увлекаться (спортом и путешествиями), как относиться к образованию (скептически; институт можно и бросить) и когда добиться успеха (как можно раньше; в идеале – до 30 лет). В других сферах – другие ролевые модели, например, светская львица (всегда стройна, ухожена, раскованна, богата, экстравагантна, не чужда экспериментов со внешностью и употреблением расширяющих сознание веществ) или, скажем, учёный либо финансист.

Так вот, у меня складывается впечатление, для некоторых социальных ролей в нашем обществе зияют огромные пустоты, да ещё в самом нужном месте, знания о котором пригодились бы каждому. Как ведут себя светские львицы и интернет-миллиардеры – я, оказывается, знаю. А как стоит вести себя с человеком, который заболел серьёзной, смертельной или хронической болезнью – каждый раз придётся изобретать велосипед.
Отсутствие понятной социальной роли для заболевшего смертельной или хронической болезнью и для его окружающих де-факто ведёт к тому, что таким людям начинают приписывать социальные роли, которые худо-бедно понятны. Пока можно закрывать глаза на проблемы со здоровьем, заболевшего всем удобно считать «условно здоровым». И он сам, не желая сдаваться, изо всех сил делают вид, что всё нормально и что человек всё ещё может справляться с привычными задачами. Да, тошнит, да, человек на ногах не стоит – нет, всё со мной нормально, отпустите, я сам дойду. Окружающие, смущённые и несколько испуганные, обычно подыгрывают заболевшему, иногда помогая «запустить» болезнь и упустить благополучное время для лечения. Элизабет Кюблер-Росс писала об обязательной стадии «отрицания», которую в отношении к своей болезни проходят все пациенты. Но в нашем обществе проблема усугубляется тем, что альтернатива уж очень невесёлая: либо ты «условно здоров», либо «условно болен», то есть, больной, неполноценный, почти (или совсем) инвалид. Варианта «я здоровый, но с проблемами» – не предполагается. Больной, сиротка, пропустите инвалида. И вообще: раз ты больной, то нечего по гостям скакать и в путешествия кататься, ляг и слушайся врачей. Правила игры для социальной роли «больного» уж очень несоблазнительны и требуют отказа от многих радостей «нормальных» здоровых людей (зато предполагают, что можно обвинять других в жестокосердии и чувствовать себя жертвой). Поэтому профессиональные манипуляторы-«жертвы» с удовольствием записывают себя в «больные», даже не будучи ими, а те, кому не доставляет удовольствия обвинять других, как можно дольше держатся за титул «здорового» любой ценой, теряя остатки хорошего самочувствия.

На мой взгляд, вот этим и должно заняться наше общество: прописыванием правил поведения в такой ситуации. Потому, что если светской львицей или интернет-миллиардером, вероятнее всего, станут считанные единицы, то заболеть или стать свидетелем болезни близкого может практически каждый из нас. И сразу становится необходимо решить миллион задач: как поддержать больного и его семью, какими словами? Как вежливо предложить свою помощь, но при этом дать понять, что я работаю, плюс у меня ребёнок и я не готова отдавать всю себя уходу за страждущим? Как предложить денег, кому, сколько, в каких выражениях, не обижу ли я семью больного и его самого? Что вообще нужно таким больным, как об этом поговорить – не все родственники обладают даром блогера и не все напишут перечень потребностей на страничке фейсбука? Насколько было бы проще, правда, если бы существовали словесные формулы вроде «я с тобой, обращайся», если бы было известно, что неплохо бы предложить помощь больному (отвезти его на процедуры, скажем) или родственники не мучались бы, а сразу огласили: порекомендуйте мануального терапевта, порекомендуйте анестезиолога, да, за денежную помощь будем благодарны, но тут уж каждый по возможностям и т.п.

Да и самому заболевшему хорошо бы где-то узнать, что он не инвалид, не руина, не обрубок человека – а полноценный человек и гражданин, да, с некоторыми утраченными по болезни возможностями, но вполне нормальный и требующий уважения. Несомненно, некоторые возможности утрачены – но каких-то возможностей у любого человека нет: кто-то не сможет кататься на коньках (вестибулярный аппарат не тот), кто-то не сможет путешествовать (денег нет). Такая социальная роль, такой вариант нормы как «я нормальный человек, но у меня диабет/рак/биполярное расстройство/ВИЧ/глаукома» — всё ещё не распространён в нашем обществе. Понять, что ограничения – не конец света, многие люди с ними долго и счастливо живут полноценной жизнью (рожают детей, ездят по миру, организуют бизнесы, читают лекции). Что нужно соблюдать некоторые правила, и тогда жизнь будет – нет, уже не привычной, которая была всегда, но тоже вполне приятной и приносящей много хорошего. Новые требования в социальной роли – очень простые: нужно прислушиваться к своему состоянию (оно – сигнал о том, что творится с организмом), не опускать руки, а регулярно выполнять врачебные предписания и ни в коем случае не подменять медицинский уход – шарлатанством. Правила простые, как плакат «мойте руки перед едой». Очень жаль, что неизвестно, где с ними должен знакомиться сам больной, его родственники и все, кто с ними взаимодействуют.

Опять же, было бы отлично, если бы каждый знал, где ознакомиться с правилами такой новой жизни. Хорошо бы знать, где можно найти контакты групп поддержки для больных и их родственников, которые поделятся собственным опытом и подскажут, как адаптироваться к новой жизни — это и есть освоение новой социальной роли.

Ещё подумалось: нет у нас наследия, не могут нас этому научить родители. Говорить «спасибо», «пожалуйста» и мыть руки перед едой – научили, а тому, как общаться с инвалидами – нет. Советское общество, из которого родом наши родители и мы, не имело ролевой модели, образца, паттерна «нормальной жизни с ограничениями». Нет, для тогдашних задач социума ролевые модели как раз были: были и литературные герои и живые люди – их прототипы. Героический Павка Корчагин из романа «Как закалялась сталь», который ослеп и потерял способность двигаться, но героически боролся за светлое будущее и победу коммунизма. Лётчик Мересьев из «Повести о настоящем человеке», который потерял ноги, но смог вернуться в строй и воевать за победу над фашистами. ОК, ну а что делать, если войны нет, фашисты побиты, а коммунизм мы строить передумали? Как жить теперь, если что-то случится и откажут руки, ноги, глаза? Есть ли ролевые модели для сегодняшней повседневной жизни? Чтобы без подвигов, но нормально и счастливо? Да, я тоже таких примеров не знаю. Наверное, нет их. Но они нужны!

Советский человек так и жил в ежеминутном совершении подвига. Теперь этот героизм выглядит комично, иногда неудобно и даже пугающе: не так давно, в длинные новогодние праздники, один мой знакомый – пожилой человек советской закалки, – загремел в реанимацию. Он повёл себя точно так же героически, как лётчик Мересьев: игнорировал боли в животе и открывшееся желудочное кровотечение, и только наблюдательность близких спасла ему жизнь. Вот только зачем? Зачем это было делать сейчас, зачем настолько игнорировать своё здоровье, если ты этим не приближаешь победу над жестоким врагом или зарю мировой революции? Нам, сегодняшним жителям мирного общества это уже непонятно и кажется нелогичным: жить по законам военного времени в нынешние относительно тихие и мирные годы. Но… но как сегодня жить правильно? Как стоит относиться к телесным проблемам? Какая ролевая модель обращения с собственным здоровьем будет разумной и будет поддержана обществом и окружающими? Нет ответа. Непонятно.

Сегодня нет живых образцов, ролевых моделей, нет книг и фильмов об обычных хороших людях, которые просто живут, а не совершают геройские подвиги. Да, я встречала такие книги о людях из других стран – например, книгу родившегося без рук и без ног Ника Вуйчича «Неудержимый». В Америке и Европе издаётся много хороших книг, биографий и мемуаров людей, переживших страшные потрясения и с честью с ними справившихся. Правда, каждому обществу интереснее оно само и его жители, но как узнать о таких же, как мы – а не о людях из дальних стран? Журналисты, неужели неинтересно? Сценаристы, ну неужели не расскажете нам? Режиссёры и продюсеры, ау?

Печально, что неразвито у нас пока движение групп взаимной поддержки по приниципам «12 шагов» – там люди делились бы опытом, поддерживали друг друга, оказывали друг другу моральную помощь и руководство. Группы поддержки помогают освоиться, в первую очередь, в новом социальном статусе и освоиться с новым образом жизни. Эта, кажущаяся такой смешной фраза, задорно повторяемая доморощенными шутниками: «Здравствуйте, я Вася и я алкоголик» — на самом деле очень важная вещь. Вася, каждый раз проговаривая эту словесную формулу, напоминает себе и окружающим: да, я алкоголик, и теперь это навсегда. Это – не изменится, я всю жизнь проживу алкоголиком. Для того, чтобы оставаться трезвым, я должен соблюдать ряд правил всегда, всю жизнью. Я, правда, могу выбирать: выпивать мне или нет и могу прожить либо достойную и трезвую жизнь, либо унизительную и пьяную. Но выбора «быть мне алкоголиком или нет» у меня уже не осталось.

И это важно. Вы не можете отменить болезнь. Вы не можете отменить ограничения, которые накладывает болезнь. Попытки отрицать случившееся или врать себе и другим делают вашу жизнь существенно хуже. Но вы можете выбрать, какую вы жизнь проживёте с этой болезнью: счастливую, интересную и максимально длинную или тусклую, в страхе, сомнениях и полуправде себе и другим. И если есть, с кого брать пример, если существуют известные в обществе ролевые модели – это гораздо проще, удобнее и жизнь становится добрее. Давайте же искать такие примеры и распространять их. Потому, что нам всем нужны ролевые модели.


Понравилась статья?
Чтобы получать свежие статьи психолога, подпишитесь на Telegram-канал