Зависть попадает в «слепое пятно» для большинства людей. Нет, все знают, что это очень плохое чувство, что завидовать – некрасиво. Завистью могут устыдить: «да ты просто завидуешь!», и крыть будет нечем. И уличённый завистник будет выглядеть жалко.
Но о том, что лежит в «слепом пятне», человек обычно знает очень мало. И о влиянии «слепого пятна» на его жизнь может разве что только догадываться. А влияние это, разумеется, есть, и немалое.
Давайте же разбираться.

Зависть в обществе порицается и подавляется. Помните сказки, на которых мы в детстве росли? Сказку про злую мачеху и её завистливую дочку («Морозко»), про молодую мачеху-царицу, которая желала смерти юной падчерице царевне («Сказка о мёртвой царевне и семерых богатырях»), про завистливую старуху, посылавшую старика к Золотой рыбке всё за новыми и новыми богатствами, про скромную Золушку и её наглых сводных сестёр… Во всех этих историях завистники, во-первых, искренне желают зла тому, кому завидуют и, по мере сил, делают гадости тому, кому позавидовали. (Например, мачеха в сказке «Морозко» посылает падчерицу на верную гибель в зимнем лесу). А во-вторых — в сказке для каждого из завистников наступает воздаяние, и он страдает, наказан или даже гибнет. Вот этому и учат нас сказки: когда кто-то кому-то завидует — плохо всем: сперва завистник пакостит тому, кому позавидовал, а потом обиженный (или кто-то сильный, восстанавливающий справедливость) мстит завистнику. В итоге — всем плохо, кого-то мучают, кого-то калечат, кто-то гибнет совсем. То есть, какой можно сделать вывод? А такой: для социума гораздо проще запретить зависть вообще, заклеймить её как дурное, стыдное качество, которое нельзя испытывать, фу, плохо. Логично же: зачем в социуме обиженные, покалеченные или погибшие из-за завистливых разборок? В реальности если послать падчерицу на мороз, не всегда явится сказочный дед, вероятнее всего, девушка замёрзнет насмерть. Так что лучше призвать подавить, насколько сил хватит, зависть; худой мир лучше доброй ссоры. Выходит, если зависть «выключить», то больше членов сообщества выживут и больше полезного продукта совместно произведут. Поэтому и учат с детства: завидовать — ПЛОХО.

Читать далее →

Сцена, которая (с вариациями) регулярно разыгрывается в кабинете психолога.
Клиент: Помогите, я хочу изменить кое-что в себе. Я ленива, я не могу собраться, постоянно опаздываю, до глубокой ночи туплю в интернет, очень поздно ложусь спать, а поутру не высыпаюсь. И вообще: я могла бы гораздо лучше работать и намного меньше тратить времени на фигню! Помогите стать более эффективной, больше успевать и меньше лениться!
Психолог: Скажите, а работу-то вы любите?
Клиент: Нет… Я не люблю свою работу, но это совсем неважно! Научите, как себя заставить!!! Чтобы и на работу не опаздывать, и выполнять рабочий процесс на отлично, и чтобы свободное время проводить разумно. Я ведь и после работы могла бы много полезного сделать, но только туплю в соцсети и развлекательные сайты…
Психолог: А чем вы занимаетесь для себя? Для удовольствия что делаете?
Клиент: Ну… Да, собственно, и ничего. Днём — работа-работа-работа, вечером — бытовые дела по дому, для себя остаётся только интернет, и то после полуночи, когда все лягут. Я сама поэтому ложусь в три ночи и постоянно сонная днём. Но ведь это неправильно! Я хочу жить эффективной жизнью и больше успевать! Просто не получается… Поэтому вы мне скажите: КАК. СЕБЯ. ЗАСТАВИТЬ.

Не всегда клиентский запрос звучит именно так, но суть всегда одинаковая: вот я занимаюсь неприятными вещами (скучными, нелюбимыми, мотивации на них нет, конца-краю им не видно). А ты, психолог, помоги заставить и принудить себя, чтобы делать то, что запланировано, с огоньком и всегда на 100%.

Читать далее →

Купила книгу Брене Браун (той самой, которая прославилась своим выступлением на ТЕД об уязвимости). Новая книга — о стыде и его переживании. Открываю на первой попавшейся странице — а там пассаж о поисках жалости. И зацепил он меня.
Вот процитирую:

Другая сторона медали — это когда мы сопереживаем человеку, который просит о жалости. Проблема сложная. Жалости ищут, когда чувствуют примерно вот что: «Пожалей меня, ведь я единственный, с кем это случилось» или «Моя ситуация самая ужасная, хуже нет ни у кого». Это, естественно, вызывает разобщение и отторжение. Люди, ищущие жалости, не хотят эмпатии или признания того, что подобный опыт — общий: они ждут подтверждения своей уникальности. Когда я на своих семинарах говорю на тему поиска жалости, участники обычно начинают волноваться и раздражаться. Я давно научилась разряжать атмосферу, для этого нужно просто спросить: «Кто из вас знает человека, который ищет жалости, и сейчас, когда я говорю об этом, представляет себе этого человека?» Неизменно по всей комнате поднимается лес рук — участникам не терпится поговорить о том, кого они вообразили и о том, как этот человек их раздражает.

Ух ты, подумала я, прочитав этот абзац. То есть, это не только в рунете встречается — когда человек жалуется, а за ним гонится улюлюкающая толпа, кидается какашками и вопит: «Распни его, распни». То есть, неприязнь к человеку, который публично признался: вот, мол, хреново мне — это не только отечественная черта, вон и американцы своих несчастных как шпыняют. Причём прямо на семинаре по раскрытию собственных чувств и ранимой души у самой известной Брене Браун.
Тогда как у меня лично поиск жалости — это абсолютно не про манипуляцию, не про пресловутое «битьё на жалость», не про вымогательство. В нашем (и, как теперь понятно, не только в нашем) обществе просить о жалости настолько не принято, что человек должен до серьёзных глубин страдания дойти, чтобы открыться в том, как же ему хреново. (Чтобы после этого получить крепких люлей от ближних: а ну не ной, не ной, соберись, тряпка, зажми жопу в кулак и иди вкалывай! Другие вот справляются же!!!).

Да, другие справляются. И да, я практически всегда готова признать, что мои проблемы, приводящие меня в отчаяние — не уникальны. Я в курсе, что на мне свет клином не сошёлся, и неуникальность меня даже и не огорчает. Просто когда я признаюсь в своих проблемах — я расписываюсь в том, что я с ними не справляюсь. Ещё раз: Я. НЕ. СПРАВЛЯЮСЬ. Со своими неуникальными проблемами не справляюсь я. И мне хреново. И мне нужна поддержка. И пусть мой опыт — общий, и пусть сотни и тысячи миллионов уже страдали аналогичным образом — с какой стати мне делать вид, что мне не больно, когда мне больно, и прикидываться, что я не нуждаюсь в поддержке и, чёрт подери, в жалости — КОГДА Я НУЖДАЮСЬ. Я НУЖДАЮСЬ. Я. ПОТОМУ ЧТО СЕЙЧАС Я НЕ СПРАВЛЯЮСЬ. И аргумент «ко всеобщему» («А вот у всех!… А чего тогда ты!…») — мне совершенно не указ.
Брене, ты не права.
Пожалуйста, не надо так.

Это жестоко и очень, очень больно — оставлять людей без поддержки на основании того, что «мы не жалеем тех, чьи проблемы неуникальны».
Да, есть манипуляторы и есть лжецы. И есть те, кто паразитирует на человеческой жалости и питается живыми эмоциями поддержки (вспомнить хотя бы начало «Бойцовского клуба», где Марла и Джек делили группы поддержки: «Ты возьмёшь себе мозговых паразитов, а я — рак яичек»). Такие точно есть. Но насколько жестоко из-за того, что манипуляторы существуют — оставлять без поддержки и жалости тех, кто в ней реально нуждается. Ведь из-за того, что по вагонам метро ходят профессиональные калеки и собирают денежки с сердобольных пассажиров, мы не лишаем пенсии всех инвалидов? Это было бы нечестно и несправедливо.

Иногда все мы бываем маленькими и слабыми. Иногда все мы не справляемся.
И мне было бы очень больно жить в мире, где нельзя попросить о жалости, когда мне она нужна.

Понравилась статья?
Чтобы получать свежие статьи психолога, подпишитесь на Telegram-канал

Ожидания — это игра, в которую человек играет сам с собой. Иногда выигрывает, иногда — заигрывается и приходит к проигрышу (порой ужасному). Чтобы не проигрывать, важно понимать, что такое ожидания, как они работают и что может пойти не так.

Ожидания есть у всех, и это нормально. Отсутствие ожиданий означает пребывание в неопределенности, а она тяжела и невыносима. Поэтому человеку важно ожидать хоть чего-то конкретного, чтобы не быть подвешенным в пустоте неизвестности. «Лучше ужасный конец, чем ужас без конца».
Где-то я вычитала, что фильмы ужасов пугают зрителя только двумя способами. Всего двумя. Во-первых, человека страшит неожиданное, а во-вторых, неопределённое. Пример неожиданного — это когда героиня фильма спускается в подвал под тревожную музыку, и всё вроде нормально, всё идёт как обычно — и вдруг на неё что-то падает сверху! Героиня вопит, зритель вздрагивает и подскакивает в страхе. Ан нет, это котёнок неожиданно спрыгнул со шкафа (Когда на вас внезапно рухнет с высоты кот, это испугает; тут всякий заорёт, не так ли?).
Неопределённое же — это когда группа туристов располагается на ночлег на заброшенной туристической базе, а там везде странные шорохи, стуки, скрипы, шевеления, и местные заранее рассказали историю о том, как тут два года назад нашли обглоданный труп и никто-никто не знает, откуда этот чувак вообще тут взялся и уж совсем непонятно, кто ж его обглодал. (Туристы ёжатся, жмутся друг к другу, бодрятся, подначивают друг друга, чтобы не бояться; но им всё равно не по себе — неизвестно ведь, что именно выйдет из тумана дальше по сюжету. В современных фильмах ужасов бывает, что ничего особенного из тумана и не выходит, но сценарист уже вволю попугал зрителя, и именно этим приёмом — неопределённостью ожиданий).

Сильнее всего манят неясные обещания, сильнее всего пугают неизвестные ужасы. Неопределённость, говоря психологическим языком — идеальное поле для проекций; на нём можно представить себе всё, что только придёт в голову. А ведь любой человек лучше всех напугает сам себя собственными страхами (и сам же себя распалит собственными мечтами о прекрасном и привлекательным), и ограничат его исключительно пределы собственных фантазий . Поэтому смутные обещания «неземной любви» столь неотразимы — жертва сама подставляет на место невнятного обещания именно то, что её манит, и сама же себя завлекает собственными проекциями мыслимых и немыслимых достоинств предмета.
Если иметь дело с реальным человеком, то действительность так или иначе прорвётся в ваши отношения: рано или поздно станет понятно, что партнёр не так уж идеален, что он, скажем, не шибко начитан, или имеет плохой вкус, или грубоват, или…. Поэтому отношения лучше строить в реальности, не в виртуале и не в мечтах.

Читать далее →

В какой-то момент психологу приходится стать разрушителем иллюзий клиента-травматика – не со зла и не нарочно. Но приходится показывать, что реальный мир – есть реальный мир, и некоторые твои мечтания не будут в нём воплощены никогда. Извини, мне очень горько, но какие-то вещи просто физически невозможны.

И тут от психотерапевта требуется устойчивость к аффекту (бурному проявлению эмоций) и умение не бросать бушующего клиента в одиночестве, а сочувственно присутствовать. Клиент может злиться и яриться, а может просто горестно оплакивать несбывшееся со всей силой страсти, но выглядеть это будет пугающе.

Клиент-травматик, как можно догадаться, глубоко несчастное и израненное существо. Он привык с детства к дурному обращению, отсутствию поддержки, необходимости самостоятельно решать вопросы, к которым не готов по возрасту и уровню зрелости (преждевременная сепарация – это вот про это). Он измучен и истощён. И вот он добирается до психотерапевта и получает порцию искренней поддержки и участия. «Ты добрый и хороший! – вопит израненный травматик, – тогда теперь я должен получить всё, всё, всё что мне недодавали десятилетиями. И я получу это от тебя». И травматик складывает на психолога груз претензий и нереализованных ожиданий за десятилетия. И требует любви, тотальной доступности, контроля и чтения мыслей (да-да! Люби меня так, как я хочу, давай мне то, чего мне нужно. Нет, ты неправильно меня любишь. Не те слова говоришь, не так смотришь, не так улыбаешься!). А если психотерапевт не угадывает (а он с высокими шансами не угадывает), травматик сердится и злится. И топает ножками и кричит.

Читать далее →

Интересная статья о применении математических игр в психологии и других социальных науках.
Самое интересное, на мой взгляд, это анализ игры «Ультиматум» (второй по порядку).

Правила Двум игрокам предлагается разделить между собой некоторую сумму денег, допустим, 1000 рублей. Первый из них, подающий, предлагает свой вариант дележа, например каждому по 500 рублей, или ему 800, а напарнику — 200 и т. д. Второй игрок, принимающий, может либо согласиться на предложенные условия и получить свою долю, либо отвергнуть схему раздела. Во втором случае никто денег не получает — они уходят обратно в банк.
Человеческие качества Что бы вы сделали на месте принимающего? Если исходить из рациональности, то надо соглашаться на любой вариант раздела денег. Даже если подающий хочет забрать себе 990 рублей, все равно спорить не стоит: 10 рублей все-таки больше, чем ноль. Но кроме рациональности есть еще и справедливость.

Так вот, принимают или нет предложенное испытуемые, зависит от культуры, в которой они выросли и в которой живут сейчас.

Для европейской культуры это выглядит так: В сотнях проведенных экспериментов подающие чаще всего предлагают своим напарникам от 50 до 30%. Где-то в интервале от 30 до 20% принимающие начинают отказываться от сделки, выбирая принцип «Так не доставайся же ты никому!».

Читать далее →

Люди постоянно попадают в однотипные ситуации. Например, если человека в очередной раз со скандалом увольняют с очередной работы, где до того третировали, не принимали в коллектив и наваливали сверхурочной работы. Он с трудом отыскивает новую – чтобы и на ней оказаться в той же роли. Или если все мужчины, которые ухаживают за определённой девушкой – словно близнецы-братья (если не по внешности, то по привычкам), даже непонятно, где она их таких находит. Или если молодого человека постоянно, регулярно френдзонят симпатичные девушки; и несимпатичные – тоже френдзонят. Или вот ещё: известно, что дочери алкоголиков стремятся найти в мужья тоже алкоголиков (а если пока не пьёт – то успешно перевоспитывают до полноценной алкогольной зависимости).

Согласитесь, и у вас есть такие знакомые, которые либо постоянно выходят замуж как будто бы за одного и того же мужчину (с разными фамилиями и адресами) либо постоянно находят себе одну и ту же работу, только в разных отраслях. И испытывают одни и те же трудности, встают на одни и те же грабли.

Есть поговорка: «Если третий муж бьёт морду, то дело не в муже, а в морде».

Эзотерики сказали бы в такой ситуации, что «здесь непроработанная ситуация и жизнь подсовывает её тебе, чтобы ты наконец её разрешил и сделал правильные выводы». Но можно объяснить и без мистики: мы считываем поведение других людей и вступаем с ними в привычные, знакомые отношения. Дело в том, что мы подаём друг другу сигналы. Неосознанные, невербальные, подпороговые (т.е. настолько слабые, что на сознательный уровень они не выводятся и мы их не осознаём и не обдумываем). Но, тем не менее, большинство таких сигналов определяют наше поведение.

Читать далее →

В нашем обществе есть одно из негласных табу: разговаривать о чувствах. Клиенты, ещё не привыкшие к «психологическим штучкам», на вопрос: «А что ты почувствовал?» — в ответ смотрят с искренним удивлением и непониманием. И на вопрос о собственных чувствах отвечают одинаково: «мне было неприятно», «плохо мне было», а, ну вот ещё недавно в моём личном хит-параде ответов появился вариант: «дискомфортно». Когда психолог задаёт уточняющие вопросы, клиент искренне удивляется. А это-то зачем? Мне же просто плохо. Ну, сделайте что-нибудь. Чтобы перестало быть просто плохо и стало просто хорошо. Ты ж специалист, психолог, тебе деньги плачены.

Так не бывает. Превратить «просто плохо» в «просто хорошо», без того, чтобы разобраться и детализировать внутреннюю ситуацию клиента – невозможно. Вот как вы себе представляете: приходит пациент к врачу, говорит «да у меня просто болит», на вопросы о локализации и характере боли – возмущается: «При чём тут это!»; если же врач задаёт вопросы о, казалось бы, не связанных с болью предметах (работе, питании, режиме, заболеваниях в роду) – презрительно усмехается: «Ну вот, опять эти ваши медицинские штучки». Ты ж врач, ты лечи давай, а не спрашивай о постороннем.

А для психолога трудность ещё и в том, что в повседневном языке сегодня практически отсутствуют слова, выражающие эмоции и чувства. Иногда мне кажется, что всё богатство возможностей русского языка съежилось до «плохо», «хорошо» и «нормально». А ведь, к примеру, даже отрицательные чувства и эмоции имеют в русском множество наименований: ярость, гнев, обида, грусть, подавленность, раздражение, тоска, апатия, презрение, печаль, тревога, брезгливость, ненависть, скорбь, уныние, разочарование, омерзение, скука, обида, возмущение, отвержение, боль, горе, брошенность и т.п. Сравните это со скупым: «Дискомфортно мне. Плохо».

Даже в ответ на прямой вопрос о чувствах люди часто не отвечают прямо. В ответ на «Что ты чувствуешь?» или «что с тобой происходит» просто начинают рассказывать истории из жизни: «И тогда начальница стала против меня интриговать и меня выгнали с работы, а на мне висел большой кредит…», «Муж сперва начал выпивать, потом ушёл к другой женщине. А я осталась одна с тремя детьми…». Рассказчик подразумевает, что ну всё же понятно! Ты спрашиваешь, что со мной – ну вот это со мной случилось. Ведь ушёл же муж, а не Нобелевскую премию получил и не принёс в семью. Значит, что-то плохое должно переживаться, да? Для психолога, как ни странно, это не очевидно, и он задаёт вопросы: «Скажите, а что вы чувствуете, когда мне об этом рассказываете?» – Остановившийся взгляд, удивление на лице. «Ну как это – что чувствую?» – удивляется клиент. Плохо. Мне было плохо. Дискомфортно. И неприятно.

Читать далее →

Прочитала интересное про известный «зефирковый тест» (marshmallow test). Это классическое исследование Уолтера Мишелла, в ходе которого экспериментатор предлагал детям кусочек зефира (американского такого, похожего на ватный комочек; но он всё равно вкуууууусный!). Ребенку ставилось условие: ты можешь либо съесть зефирку прямо сейчас, либо дождаться, пока взрослый вернётся (через 20 минут), и тогда он даст тебе ещё одну.

Этот эксперимент многократно повторялся и было сделано множество видеозаписей того, как проходило исследование (см. ниже). На видео заметно, как детки уморительно обходятся с зефириной: кто-то понюхает, кто-то потрогает, кто-то переложит. Так вот, выигрышной стратегией оказалась одна-единственная: экспериментатора с нетронутой зефириной на тарелке дождались только те дети, кто ОТВЛЕКАЛ себя. Обратите внимание, на 0:53 первого видео ребёнок старательно смотрит мимо и даже песенку поёт. Девочка (3:40 второго видео) отодвигает от себя тарелку подальше, потом, не удовлетворившись, отодвигает ещё. Дети поют песенки, играют с руками, сидят в полутрансовом состоянии и даже залезают под стол, чтобы коварная сладость не напала на них и не залезла в рот сама собой. Мальчик в зелёной рубашке на первом видео старательно разглядывает не свою, а сестрёнкину конфету, даёт девочке советы и даже вредничает (а что, тоже отвлечение!). Те же дети, кто концентрировался на зефирине, вступал с нею во взаимодействие, исследовал, трогал, обнюхивал и лизал – в итоге сдавались и поглощали её, иногда мимодумно, как бы бессознательно.

Читать далее →

Давно ведь известно: созависимому очень нужен зависимый. Жене алкоголика нужен алкоголик. Замученной бытом домохозяйке очень нужен супруг – наплеватель и лоботряс. «Спасителю» нужен «спасаемый». Если спасать будет некого – то что же делать спасителю? Ради кого приносить жертвы и терпеть нечеловеческие муки? Если не будет нехорошего, пьющего, неумелого и сорящего деньгами, вредящего своему здоровью зависимого – на чьем же фоне созависимый будет выглядеть ангелом во плоти?

Просто так, обычной жизнью созависимому жить неинтересно. Нужно обязательно спасать, тянуть из пучины, надрываться и ночей не спать. Иначе созависимый ужасно нервничает, и делает шаги для восстановления статус-кво. Нет, конечно, водочки в компот подливает не каждый созависимый вылечившемуся зависимому, но бессознательно провоцировать будут все 100%. Как только зависимый, скажем, объявит о своем решительном намерении: НЕ ПИТЬ, и даст слово, как тут же созависимый ненавязчиво принесет домой шампанского (новый год ведь, или у ребенка выпускной, или день Парижской коммуны – надо ж отметить?), либо потащит зависимого на дни рождения семейства, где возлияния обязательны, либо еще что-то подобное учинит. Пойдут в ход и невинные замечания, и шутейные подколки (это ж так забавно – пил-пил, а теперь бросил! хахаха!), будут припомнены все прежние обиды и выходки зависимого… Жизнь зависимого, и без того непростая, будет всячески усложняться, и вместо поддержки он получит эмоциональное истязание. Конечно, при первой же возможности зависимый «сорвется». Что и требовалось доказать, удовлетворенно подумает созависимый, ну да, он не сможет, я же говорил! И привычно встанет в позу великомученика, который по жизни тащит этот крест.

Читать далее →